её головой, перешёптывались и откатывались обратно. Ада шла и шла, сколько уже прошло времени, она не знала. Да тут и не было времени. Была только она, туман и дорога.
Но вдруг однажды впереди замелькал свет, туман начал рассеиваться, и сквозь его серую толщу стали пробиваться солнечные лучи. Сердце Ады забилось чаще, заволновалось. Она ускорила шаг, пошла всё быстрее и быстрее, поначалу ватные ноги не слушались её, но с каждым шагом они наполнялись силой. И вот, Ада уже побежала бегом, туда, где блистал впереди яркий свет, но внезапно словно некая прозрачная, упругая стена встретила её на пути, преградила путь. Ада уперлась в неё руками, стена пружинила и дрожала, как медузье брюхо. Ада толкнула сильнее, стена растянулась плёнкой, и вновь собралась обратно. Ада разбежалась, и, вытянув руки, со всей силы ударила в стену и та, наконец, поддалась, пропустила её, выплюнув на другую сторону, тут же сомкнувшись за её спиной обратно в дрожащую, прозрачную плёнку.
Сердце Ады стучало, как бешеное. Она тяжело дышала. Голова вдруг стала ясной, вернулись мысли. Мир вокруг наполнился запахами и звуками. Она стояла посреди цветущего луга. Солнечный день полон был аромата трав, щебета птиц, шелеста листвы и жужжания лениво кружащих над цветами пушистых, полосатых шмелей. Ада вскинула голову, поднесла ладонь к глазам, и посмотрела вдаль. Она узнала это место. Это был её луг. Луг, за которым начиналась их деревня. А вдалеке она увидела крышу дедушкиного дома, над которой вился еле заметный дымок. Ада радостно вскрикнула и бросилась со всех ног бежать туда, где её ждали.
Глава 26
Ада задыхалась от быстрого бега, но не в силах была остановиться, невероятная, всепоглощающая радость переполняла её через край – сейчас она увидит дедушку! Высокие травы хлестали её по босым ногам, обвивали лодыжки, путались вокруг длинного светлого платья. Косы развевались за её спиной. Косы… Как давно они были.
Ада на миг остановилась, перевела дух, и перекинула через плечо на грудь две толстых, медных косы, распустила их, встряхнула головой, рассмеялась. Огненное зарево вспыхнуло под солнцем – засияли её рыжие пряди, затмевая свет небесного светила. За эти волосы так полюбил её Алёшка! Улыбка сошла на миг с лица Ады, при воспоминании о первой своей любви. За что судьба так поступила с ней, почему разлучила с тем, кому она отдала всё своё сердце?
Птица вскрикнула в вышине голубого чистого неба, и Ада, вздрогнув, вновь припустила по лугу к виднеющемуся за небольшим пригорком домику. Вот и плетень уже, шершавые, сучковатые доски калитки, крыльцо… Ада вбежала в дом, перевела дух, крикнула радостно:
– Деда! Ты дома?
Никто не ответил ей. Ада крикнула ещё раз, уже тише – никакого ответа. Тогда она быстрым шагом пошла по комнатам – никого. Она сбежала с крылечка и завернула за дом, намереваясь пойти в огород, и тут с силой врезалась во что-то тёплое, большое. Ада подняла глаза и расплакалась от счастья.
– Дедушка! Это ты! Это ты!
Добрые лучистые глаза с любовью глядели сверху вниз на рыжеволосую девчонку, крепкие жилистые ладони гладили её по голове, окладистая седая борода блестела на солнце жемчугом.
– Пришла, милая?
Ада не в силах ответить, лишь судорожно всхлипывала и крепче прижималась к деду – высокому и сильному, как и прежде, каким она его помнила. Всё так же пахло от него молоком, травами и махоркой. Всё тот же был у него голос.
– Дедушка, – подняла, наконец, Ада на него свои огромные, в пол лица глаза, – Я умерла, да?
Дед покачал головой:
– Ты на границе ходишь сейчас.
– Но… Ведь я же здесь. С тобой, – нахмурилась Ада, и, вздрогнув от догадки, быстро добавила, – Я не хочу обратно, я здесь хочу остаться!
– То не нам решать, милая. Не мы себе жизнь дали, не нам её и отнимать и решать, когда срок выйдет.
– Кто же решает?
– Он, – дед поднял вверх указательный палец, – Един Господь.
– Деда, а как же Тьма? Она забирает себе жертвы.
– Она забирает не больше того, что ей дозволено. Да и сколько раз ты отводила беду, вспомни. Только не думай, что то твоя заслуга. Это Бог твоими руками людям помогал. Стоило бы лишь тебе хоть раз возгордиться, всё – пиши пропало! Сама бы стала не лучше Тьмы. Перешла бы на её сторону. А ты думаешь, почему она за тобой по пятам ходит? Сила твоя, она ведь не только на пользу людям служить может, но и наоборот. Лукавый таких людей пуще других в соблазн вводит, нужны ему такие души, сильные. Вот и ходит Тьма по следу, выжидает.
– Я никогда не гордилась, дедушка, – тихо ответила Ада.
– Знаю, – кивнул дед, – Иначе бы тут сейчас не стояла. В ином месте бы была.
– В аду?
– У этого места названий много, а суть одна. Правит им гордыня и ложь. Вот суть дьявола.
– Я всегда лишь радовалась тому, что удалось спасти очередную жизнь, деда, – подняла на него глаза Ада, – И понимала, что это не моя заслуга, а сила, данная мне свыше. Я всегда старалась скрыть это, чтобы никто не догадался обо мне. Чтобы не пришли благодарить потом. Это раньше у меня не получалось, а с годами я научилась. Только жизнь моя, деда, невесёлая. Ни семьи, ни детей, живу, как перелётная птица, ни на одном месте долго не задерживаюсь.
– За дар всегда платить приходится, милая, – дед снова погладил внучку по голове, – Кому много дано, с того много и спросится.
– Сил нет уже эту ношу нести, деда, – в глазах Ады блеснули слёзы.
– Ну-ну, не вешай нос, – обнял её дед, – Темна ночь, да за ней рассвет.
– Когда он придёт только, рассвет этот? – всхлипнула Ада, – Мне уже сорок три. Жизнь прошла почти.
Она замолчала. Надежда вдруг вспыхнула в её взоре.
– Деда, а ты сказал, что я на границе сейчас, это я в коме лежу, значит, да? Так может я умру, вот и будет освобождение, а? Придёт, наконец-то, покой!
– Вроде, по-вашему так это называется, по-медицински, – сморщил лоб дед, – Ну, а умереть не рассчитывай. Рано тебе ещё к нам. Покою она захотела. Велик крест – велика и награда.
– Что ты этим хочешь сказать? – не поняла Ада.
– Узнаешь, – щёлкнул ей по носу дед, – Больно любопытная, всё тебе сразу вынь да положь. Айда-ко чаю попьём, умаялся я, пока вишню обирал.
И Ада с дедом поднялись по тёплым деревянным ступеням в избу.
***
Потекли дни. Ада жила с дедушкой. Заходили к ним порой и соседи. Все благодушные, ласковые. Иных Ада знала, иных впервые видела. Про Алёшку у деда спросить отчего-то боялась. Может ответ не хотела знать, вдруг он там, в ином месте.
– Деда, а я долго здесь буду? – спросила она раз деда, надеясь на то, что он ответит – навсегда.
Но дед сказал лишь:
– Пока не поправишься. А придёт время возвращаться к живым— сама это поймёшь.
В один из дней Ада пошла на поле, что было за деревней, хотелось побыть одной, подумать о многом. Она шла по узкой тропке по направлению к лесу, как вдруг кто-то окликнул её негромко сзади. Сердце её заколотилось как бешеное, она узнала этот голос. Вся дрожа, обернулась она назад, и увидела Алёшку.
В груди защемило, а глаза вмиг наполнились слезами. Алёшка стоял перед нею всё тот же, что и был. Таким, каким она сохранила его образ в сердце. Юный мальчишка, красивый и светлый, смотрел на неё, улыбаясь.
– Алёша, – прошептала Ада сквозь слёзы.
Он молча подошёл к ней и протянул руки, взяв её ладони в свои, обнял её и тихо ответил:
– Это я.
Несколько минут они не двигались, и Ада старалась унять колотившееся сердце и перестать реветь.
– А ты плакать научилась, – весело
